11-12 лет школы, 5 лет института. 16-17 лет тюремного заключения. Да, именно его, а чего еще? Какой смысл? Все знания забываются через год. В институте нас просят забыть то, что учили в школе, на работе – то, что учили в институте. Потому что ничто ни с чем не связано. Потому что ничто ни от чего не зависит. У школы нет общих дел с институтом, у института – с работой.

Поэтому – полная безнаказанность – делай что хочешь, ничего тебе за это не будет. У каждого – свой приход, в котором он может делать, все что угодно, вплоть до абсурда.

Хочу, чтобы дети учили христианскую этику – конечно, а давайте!

Почему бы не добавить какой-нибудь язык – ну-ка!

Давайте уберем опасную физкультуру – легко!

А в институте – давайте введем 2 года истории Украины для программистов! Точно!

Или нет, программирование для историков! Почему бы и нет?

Прокатывает все – любые перемены воспринимаются клиентами – учениками, студентами, родителями. Хотя, на словах, они всегда против.

Для образования клиенты – как собаки, лающие на караван. Комариный писк. Ни на что не влияет, хотя иногда приедается.

А все почему?

Потому что заказчикам – всем заказчикам – действительно фиолетово, что изучается в образовательных учреждениях. В школу сдают детей только как продолжение садика – безопасное место, камера хранения, пока родители на работе. И в институт тоже – чтобы что-то учили.

Всем абсолютно безразлично на глубинном уровне, что именно изучается в школах и институтах – главное, чтобы что-то изучалось. Чтобы не сидели на месте и не занимались ерундой. Как армия – чтобы солдаты не бездельничали, потому что дурацкие мысли в голову полезут и дисциплина ухудшится.

А когда гормоны спадут, усы вырастут и дети уже станут внешне похожими на взрослых и их не смогут распознать за детей другие взрослые – тогда достаточно, можно отправлять их работать.

А то, что еще ничего не умеют, а никому не нужно – не беда, все учились, все это проходили, на работе учатся.

Для детей и молодежи окончание школы – это как перевод в камеру ослабленного контроля – за хорошее поведение.

А на самом деле – потому что уже отсидел основной срок и нужно немного больше свободы, чтобы привык к нормальному миру, где тюремное заключение просто за то, что ты ребенок – не практикуется.

И чтобы собственная школа, когда от тебя ничего не зависит и никого не интересует, и что тебе неважно все то, что ты делаешь – немного подзабылась.

Хорошо, что психика в юношеском возрасте достаточно гибкая и быстро забывает негатив – иначе родители имели бы, что слушать еще долго после школы и института.

А уже после института – после заключения с бонусом, где больше выпускают на улицу погулять – наконец-то отпускают на свободу.

Наконец заканчивается время ответственности и страшной тревоги родителей за ребенка, потому что, если он не будет за семью замками в образовательных учреждениях, что-то плохое и страшное обязательно с ним произойдет.

Наконец, после 22-х лет жизни собственного ребенка, можно начать ему доверять в том, что он справится с собственной жизнью.

И то, наверное, только потому, что внешне он становится похожим на взрослого.

Тюремный приговор с 16-17-летним заключением – это безальтернативно? Нет ли других вариантов проведения детского времени?

Виноваты ли дети тем, что они родились детьми, а не взрослыми?

Насколько глубоко сидит у нас это недоверие к собственным детям? Это пренебрежение их потребностями?

Хорошо, что мы оставляем хотя бы перерыв между уроками, ради которых дети хотя бы соглашаются ходить в школу – ради этих коротких шансов побыть с друзьями, побегать, посмеяться, побыть собой, не играть роль порядочного ученика.

Неужели нам так сложно признать школы и институты аналогами садов – просто безопасными местами, куда можно сдавать детей, пока родители работают?

Почему мы так боимся позволить детям жить своей жизнью и реализовывать свои потребности в этих образовательных учреждениях?

Что мешает нам сменить должностные инструкции педагогов на простую – помогать детям в собственной жизни, в желании быть счастливыми? И все!

И исчезнет профессиональная деформация и эмоциональное выгорание, возникающее от постоянного внутреннего и внешнего конфликта у учителей. Внешне – им приходится постоянно заставлять детей делать не то, что им свойственно. А внутренне – потому что они и сами понимают всю искусственность и насилие в повседневной жизни детей в образовательных учреждениях.

Нет, невозможно. Ибо нет доверия к детям и смелости дать им возможность жить своей жизнью.

И хорошо, что этому правилу есть хотя бы небольшое исключение в виде родителей, забирающих детей из школы. И не отправляющих их в институт.